Неточные совпадения
В это время один офицер, сидевший
в углу комнаты,
встал и, медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным и торжественным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени.
Раскольников, как только вышел Разумихин,
встал, повернулся к окну, толкнулся
в угол,
в другой, как бы забыв о тесноте своей конуры, и… сел опять на диван. Он весь как бы обновился; опять борьба — значит, нашелся исход!
Странная мысль пришла ему вдруг:
встать сейчас, подойти к Никодиму Фомичу и рассказать ему все вчерашнее, все до последней подробности, затем пойти вместе с ним на квартиру и указать им вещи,
в углу,
в дыре.
Раскольников
встал и пошел
в другую комнату, где прежде стояли укладка, постель и комод; комната показалась ему ужасно маленькою без мебели. Обои были все те же;
в углу на обоях резко обозначено было место, где стоял киот с образами. Он поглядел и воротился на свое окошко. Старший работник искоса приглядывался.
Авдотья Романовна то садилась к столу и внимательно вслушивалась, то
вставала опять и начинала ходить, по обыкновению своему, из
угла в угол, скрестив руки, сжав губы, изредка делая свой вопрос, не прерывая ходьбы, задумываясь.
Дьякон углубленно настраивал гитару. Настроив, он
встал и понес ее
в угол, Клим увидал пред собой великана, с широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым лицом Христа ради юродивого, из темных ям на этом лице отвлеченно смотрели огромные, водянистые глаза.
Клим остался с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все слова, все крики Лютова к одной фразе. Это — не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он
встал у окна, прислонясь лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая
угли в корзинку.
Она
встала, встряхнув платье, пошла
в угол, и оттуда Самгин услыхал ее вопрос...
Минуту все трое молчали, потом Турчанинов
встал, отошел
в угол к дивану и оттуда сказал...
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из
углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый
встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей;
в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Вот из-за стола
встали люди, окружили, задергали его и, поталкивая куда-то
в угол, сделали невидимым.
Он сосчитал огни свеч: двадцать семь. Четверо мужчин — лысые, семь человек седых. Кажется, большинство их, так же как и женщин, все люди зрелого возраста. Все — молчали, даже не перешептывались. Он не заметил, откуда появился и
встал около помоста Захарий; как все,
в рубахе до щиколоток, босой, он один из всех мужчин держал
в руке толстую свечу; к другому
углу помоста легко подбежала маленькая, — точно подросток, — коротковолосая, полуседая женщина, тоже с толстой свечой
в руке.
Он помолчал несколько секунд, взвешивая слова «внутренняя свобода»,
встал и, шагая по комнате из
угла в угол, продолжал более торопливо...
Снаружи у них делалось все, как у других.
Вставали они хотя не с зарей, но рано; любили долго сидеть за чаем, иногда даже будто лениво молчали, потом расходились по своим
углам или работали вместе, обедали, ездили
в поля, занимались музыкой… как все, как мечтал и Обломов…
Он, и не глядя, видел, как Ольга
встала с своего места и пошла
в другой
угол. У него отлегло от сердца.
В темноте рисовались ей какие-то пятна, чернее самой темноты. Пробегали, волнуясь, какие-то тени по слабому свету окон. Но она не пугалась; нервы были убиты, и она не замерла бы от ужаса, если б из
угла встало перед ней привидение, или вкрался бы вор, или убийца
в комнату, не смутилась бы, если б ей сказали, что она не
встанет более.
В глазах был испуг и тревога. Она несколько раз трогала лоб рукой и села было к столу, но
в ту же минуту
встала опять, быстро сдернула с плеч платок и бросила
в угол за занавес, на постель, еще быстрее отворила шкаф, затворила опять, ища чего-то глазами по стульям, на диване — и, не найдя, что ей нужно, села на стул, по-видимому,
в изнеможении.
— Да неужто ты
в самом деле что-нибудь хотел сморозить? — загадочно воскликнула она, с глубочайшим удивлением смотря на меня, но, не дождавшись моего ответа, тоже побежала к ним. Версилов с неприязненным, почти злобным видом
встал из-за стола и взял
в углу свою шляпу.
Идучи по улице, я заметил издали, что один из наших спутников вошел
в какой-то дом. Мы шли втроем. «Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами.
В углу, под навесом, привязан был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что не могла
встать на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких привозят иногда на петербургскую биржу.
Митя
встал и перешел с своего стула
в угол, к занавеске, прилег на большой накрытый ковром хозяйский сундук и мигом заснул.
Чертопханов перестал скитаться из
угла в угол; он сидел весь красный, с помутившимися глазами, которые он то опускал на пол, то упорно устремлял
в темное окно;
вставал, наливал себе водки, выпивал ее, опять садился, опять уставлял глаза
в одну точку и не шевелился — только дыхание его учащалось и лицо все более краснело.
— Тяжко мне… видения вижу! Намеднись
встал я ночью с ларя, сел, ноги свесил… Смотрю, а вон
в том
углу Смерть стоит. Череп — голый, ребра с боков выпятились… ровно шкилет. «За мной, что ли?» — говорю… Молчит. Три раза я ее окликнул, и все без ответа. Наконец не побоялся, пошел прямо к ней — смотрю, а ее уж нет. Только беспременно это онаприходила.
Мальчик
встал, весь красный, на колени
в углу и стоял очень долго. Мы догадались, чего ждет от нас старик Рыхлинский. Посоветовавшись, мы выбрали депутацию, во главе которой стал Суханов, и пошли просить прощения наказанному. Рыхлинский принял депутацию с серьезным видом и вышел на своих костылях
в зал. Усевшись на своем обычном месте, он приказал наказанному
встать и предложил обоим противникам протянуть друг другу руки.
Встав со стула, она медленно передвинулась
в свой
угол, легла на постель и стала вытирать платком вспотевшее лицо. Рука ее двигалась неверно, дважды упала мимо лица на подушку и провела платком по ней.
Он вскочил со стула и отвернулся. Жена его плакала
в углу, ребенок начал опять пищать. Я вынул мою записную книжку и стал
в нее записывать. Когда я кончил и
встал, он стоял предо мной и глядел с боязливым любопытством.
Марья Дмитриевна
встала; Сергей Петрович тоже
встал и поклонился. «Елене Михайловне наше нижайшее», — проговорил он и, отойдя
в угол для приличия, принялся сморкать свой длинный и правильный нос.
— Кто там крещеный? — окликнул Конон,
вставая за косяк
в угол, — на всякий случай он держал за спиной топор.
— Слушайте, Бахарева, что я написала, — сказала она,
вставши, и прочла вслух следующее: «Мы живем самостоятельною жизнью и, к великому скандалу всех маменек и папенек, набираем себе знакомых порядочных людей. Мы знаем, что их немного, но мы надеемся сформировать настоящее общество. Мы войдем
в сношения с Красиным, который живет
в Петербурге и о котором вы знаете: он даст нам письма. Метя на вас только как на порядочного человека, мы предлагаем быть у нас
в Богородицком, с того
угла в доме Шуркина». Хорошо?
А тут еще Яшка Кормилицын… — со злостью думала девушка, начиная торопливо ходить по комнате из
угла в угол. — Вот это было бы мило: madame Кормилицына, Гликерия Витальевна Кормилицына… Прелестно! Муж, который не умеет ни
встать, ни сесть… Нужно быть идиоткой, чтобы слушать этого долговолосого дурня…
— Если жандармы, вы, Пелагея Ниловна,
встаньте вот сюда,
в этот
угол. А ты, Сережа…
С этими словами Тыбурций
встал, взял на руки Марусю и, отойдя с нею
в дальний
угол, стал целовать ее, прижимаясь своею безобразной головой к ее маленькой груди.
Я не упомянул о Шатове: он расположился тут же
в заднем
углу стола, несколько выдвинув из ряду свой стул, смотрел
в землю, мрачно молчал, от чаю и хлеба отказался и всё время не выпускал из рук свой картуз, как бы желая тем заявить, что он не гость, а пришел по делу, и когда захочет,
встанет и уйдет.
— Это-с? — повернулся тоже и Лебядкин. — Это от ваших же щедрот,
в виде, так сказать, новоселья, взяв тоже во внимание дальнейший путь и естественную усталость, — умилительно подхихикнул он, затем
встал с места и на цыпочках, почтительно и осторожно снял со столика
в углу скатерть. Под нею оказалась приготовленная закуска: ветчина, телятина, сардины, сыр, маленький зеленоватый графинчик и длинная бутылка бордо; всё было улажено чисто, с знанием дела и почти щегольски.
Он
встал с дивана и начал прохаживаться по комнате из
угла в угол, для моциону, что исполнял каждый раз после завтрака.
Он налил рюмку,
встал и с некоторою торжественностью перешел через комнату
в другой
угол, где поместилась его спутница на мешке, чернобровая бабенка, так надоедавшая ему дорогой расспросами. Бабенка законфузилась и стала было отнекиваться, но, высказав всё предписанное приличием, под конец
встала, выпила учтиво,
в три хлебка, как пьют женщины, и, изобразив чрезвычайное страдание
в лице, отдала рюмку и поклонилась Степану Трофимовичу. Он с важностию отдал поклон и воротился за стол даже с гордым видом.
Вставала поздно; затем, неодетая, нечесаная, с отяжелевшей головой, слонялась вплоть до обеда из
угла в угол и до того вымученно кашляла, что Порфирий Владимирыч, сидя у себя
в кабинете, всякий раз пугался и вздрагивал.
Икону поставили
в передний
угол на два стула, прикрытые чистой простыней, по бокам киота
встали, поддерживая его, два монаха, молодые и красивые, подобно ангелам — ясноглазые, радостные, с пышными волосами.
Вставая из-за стола, истово крестились
в тёмный
угол, где приветно мигал жёлтый огонёк лампады, освещая грустные глаза богоматери, высокий лоб Николы, украшенный затейными морщинами, и внимательный лик Христа.
Хозяин несколько оживился,
встал, прошёл по комнате и, остановясь
в углу перед божницей с десятком икон
в дорогих ризах, сказал оттуда...
Она не
вставала, металась
в жару и бредила, живот её всё вздувался. Не раз Матвей видел
в углу комнаты тряпки, испачканные густой, тёмной кровью, и все дни его преследовал её тяжёлый, пьяный запах.
Тут только Митенька заметил, что
в темном
углу комнаты, около стены, был накрыт еще стол, за которым сидели какие-то три личности. Одна из них
встала.
Играя, Гез
встал, смотря
в угол, за мою спину; затем его взгляд, блуждая, остановился на портрете.
Изнывая и томясь
в самых тревожных размышлениях о том, откуда и за что рухнула на меня такая напасть, я довольно долго шагал из
угла в угол по безлюдной квартире Постельникова и, вдруг почувствовав неодолимую слабость, прикорнул на диванчике и задремал. Я спал так крепко, что не слышал, как Постельников возвратился домой, и проснулся уже, по обыкновению,
в восемь часов утра. Голубой купидон
в это время
встал и умывался.
Пьянствовали ребята всю ночь. Откровенные разговоры разговаривали. Козлик что-то начинал петь, но никто не подтягивал, и он смолкал. Шумели… дрались… А я спал мертвым сном. Проснулся чуть свет — все спят вповалку.
В углу храпел связанный по рукам и ногам Ноздря. У Орлова все лицо
в крови. Я
встал, тихо оделся и пошел на пристань.
Между тем лакеи разнесли шампанское, Квашнин
встал со стула, держа двумя пальцами свой бокал и разглядывая через него огонь высокого канделябра. Все затихли. Слышно было только, как шипел
уголь в электрических фонарях и звонко стрекотал неугомонный кузнечик.
Никто не отозвался. Егорушке стало невыносимо душно и неудобно лежать. Он
встал, оделся и вышел из избы. Уже наступило утро. Небо было пасмурно, но дождя уже не было. Дрожа и кутаясь
в мокрое пальто, Егорушка прошелся по грязному двору, прислушался к тишине; на глаза ему попался маленький хлевок с камышовой, наполовину открытой дверкой. Он заглянул
в этот хлевок, вошел
в него и сел
в темном
углу на кизяк…
Доктор Сергей Борисыч был дома; полный, красный,
в длинном ниже колен сюртуке и, как казалось, коротконогий, он ходил у себя
в кабинете из
угла в угол, засунув руки
в карманы, и напевал вполголоса: «Ру-ру-ру-ру». Седые бакены у него были растрепаны, голова не причесана, как будто он только что
встал с постели. И кабинет его с подушками на диванах, с кипами старых бумаг по
углам и с больным грязным пуделем под столом производил такое же растрепанное, шершавое впечатление, как он сам.
Шуршат и плещут волны. Синие струйки дыма плавают над головами людей, как нимбы. Юноша
встал на ноги и тихо поет, держа сигару
в углу рта. Он прислонился плечом к серому боку камня, скрестил руки на груди и смотрит
в даль моря большими главами мечтателя.
— А ты — цыц! Заступник!.. Вот я те дам!.. — Отшвырнув сына
в сторону, он ушёл
в кузницу. Пашка
встал на ноги и, спотыкаясь, как слепой, пошёл
в тёмный
угол двора. Илья отправился за ним, полный жалости к нему.
В углу Пашка
встал на колени, упёрся лбом
в забор и, держа руки на ягодицах, стал выть ещё громче. Илье захотелось сказать что-нибудь ласковое избитому врагу, но он только спросил Пашку...
Он вошёл
в церковь расстроенный, обозлённый своими думами,
встал там
в тёмный
угол, где стояла лестница для зажигания паникадила.